Неточные совпадения
И, однако ж, в
стороне, шагах в пятнадцати, на краю
бульвара, остановился один господин, которому, по всему видно было, очень бы хотелось тоже подойти к девочке с какими-то целями.
Городской
бульвар на высоком берегу Волги, с площадкой перед кофейной. Направо (от актеров) — вход в кофейную, налево — деревья; в глубине низкая чугунная решетка, за ней — вид на Волгу, на большое пространство: леса, села и проч. На площадке столы и стулья: один стол на правой
стороне, подле кофейной, другой — на левой.
Идет по
бульвару, а сзади пустит шлейф в полтора аршина и пыль метет; каково идти сзади: или беги обгоняй, или отскакивай в
сторону, не то и в нос и в рот она вам пять фунтов песку напихает.
Но вот уж и совсем близко;
бульвар по
сторонам дороги пресекся, вдали мелькнул шлагбаум, и перед глазами нашими развернулась громадная масса церквей и домов…
С одной
стороны близ Хитровки — торговая Солянка с Опекунским советом, с другой — Покровский
бульвар и прилегающие к нему переулки были заняты богатейшими особняками русского и иностранного купечества.
Посредине
бульвара конные жандармы носились за студентами. Работали с одной
стороны нагайками, а с другой — палками и камнями. По
бульвару метались лошади без всадников, а соседние улицы переполнились любопытными. Свалка шла вовсю: на помощь полиции были вызваны казаки, они окружили толпу и под усиленным конвоем повели в Бутырскую тюрьму. «Ляпинка» — описанное выше общежитие студентов Училища живописи — вся сплошь высыпала на
бульвар.
Третий дом на этой улице, не попавший в руки купечества, заканчивает правую
сторону Большой Дмитровки, выходя и на
бульвар. В конце XVIII века дом этот выстроил ротмистр Талызин, а в 1818 году его вдова продала дом Московскому университету. Ровно сто лет, с 1818 по 1918 год, в нем помещалась университетская типография, где сто лет печатались «Московские ведомости».
Можно было предположить, что доктор только отвел куда-то Райнера, где не требовалось его собственного присутствия, ибо он вскоре снова появился на
бульваре и так же торопливо шел в обратную
сторону.
Теперешний Стрепетов был не похож на Стрепетова, сидевшего вчера на лавочке
бульвара. Он был суров и гневен. Умный лоб его морщился, брови сдвигались, он шевелил своими большими губами и грозно смотрел в
сторону из-под нависших бровей. Даже белый стог волос на его голове как будто двигался и шевелился.
Мы проехали по всем
бульварам, побывали на Девичьем поле, перепрыгнули чрез несколько заборов (сперва я боялся прыгать, но отец презирал робких людей, — и я перестал бояться), переехали дважды чрез Москву-реку — и я уже думал, что мы возвращаемся домой, тем более что сам отец заметил, что лошадь моя устала, как вдруг он повернул от меня в
сторону от Крымского броду и поскакал вдоль берега.
Высокий, немного сутуловатый пехотный офицер, натягивая на руку не совсем белую, но опрятную перчатку, вышел из калитки одного из маленьких матросских домиков, нагороженных на левой
стороне Морской улицы, и, задумчиво глядя себе под ноги, направился в гору к
бульвару.
Севастополь, всё тот же, с своею недостроенной церковью, колонной, набережной, зеленеющим на горе
бульваром и изящным строением библиотеки, с своими маленькими лазуревыми бухточками, наполненными мачтами, живописными арками водопроводов и с облаками синего порохового дыма, освещаемыми иногда багровым пламенем выстрелов; всё тот же красивый, праздничный, гордый Севастополь, окруженный с одной
стороны желтыми дымящимися горами, с другой — ярко-синим, играющим на солнце морем, виднелся на той
стороне бухты.
К семи часам вечера студенты кучками неожиданно с разных
сторон пришли на Страстной
бульвар и устроили грандиозный кошачий концерт перед окнами квартиры редактора М.Н. Каткова с разбитием в них стекол.
Помню, в 1882 году я дал четверостишие для «Будильника» по поводу памятника Пушкину: на Тверском
бульваре, по одну
сторону памятника жил обер-полицмейстер генерал Козлов, а по другую, тоже почти рядом, помещались «Московские ведомости» и квартира М.Н. Каткова...
Фаэтон между тем быстро подкатил к
бульвару Чистые Пруды, и Егор Егорыч крикнул кучеру: «Поезжай по левой
стороне!», а велев свернуть близ почтамта в переулок и остановиться у небольшой церкви Феодора Стратилата, он предложил Сусанне выйти из экипажа, причем самым почтительнейшим образом высадил ее и попросил следовать за собой внутрь двора, где и находился храм Архангела Гавриила, который действительно своими колоннами, выступами, вазами, стоявшими у подножия верхнего яруса, напоминал скорее башню, чем православную церковь, — на куполе его, впрочем, высился крест; наружные стены храма были покрыты лепными изображениями с таковыми же лепными надписями на славянском языке: с западной
стороны, например, под щитом, изображающим благовещение, значилось: «Дом мой — дом молитвы»; над дверями храма вокруг спасителева венца виднелось: «Аз есмь путь и истина и живот»; около дверей, ведущих в храм, шли надписи: «Господи, возлюблю благолепие дому твоего и место селения славы твоея».
Не доходя до Казанского моста, Зарецкой сошел с
бульвара и, пройдя несколько шагов вдоль левой
стороны улицы, повел за собою Рославлева, по крутой лестнице, во второй этаж довольно опрятного дома. В передней сидел за дубовым прилавком толстый немец. Они отдали ему свои шляпы.
В промежутках этих разноцветных групп мелькали от времени до времени беленькие щеголеватые платьица русских швей, образовавших свой вкус во французских магазинах, и тафтяные капотцы красавиц среднего состояния, которые, пообедав у себя дома на Петербургской
стороне или в Измайловском полку, пришли погулять по Невскому
бульвару и полюбоваться большим светом.
Томимый скукою, он шел с понуренной головой по
бульварам, среди многолюдной толпы — идущей, разговаривающей, смеющейся, евшей, пившей в открытых кофейнях, — и, совершенно случайно, взмахнув глазами в
сторону, увидал небыстро едущее ландо, в котором на задней скамейке сидели две молодые дамы, а на передней — Янсутский и генерал.
Не поворачивая головы, он посматривал по
сторонам и находил, что
бульвар вполне благоустроен, что молодые кипарисы, эвкалипты и некрасивые, худосочные пальмы очень красивы и будут со временем давать широкую тень, что черкесы — честный и гостеприимный народ.
Тверской
бульвар. Время к вечеру. Играет военный оркестр. В
стороне от главной аллеи, на которой тесной толпою движутся гуляющие, на одной из боковых дорожек сидят на скамейке Ольга Николаевна, Глуховцев, Мишка, Онуфрий и Блохин. Изредка по одному, по двое проходят гуляющие. В
стороне прохаживается постовой городовой в сером кителе. Звуки оркестра, играющего вальс «Клико», «Тореадора и Андалузку», вальс «Ожидание» и др., доносятся откуда-то слева.
Разумеется, я на этот ежемесячный бюджет не мог позволять себе каждый вечер удовольствий"по ту
сторону Сены", то есть на больших
бульварах, театров и разных других увеселений.
Заплатин поглядел в
сторону — на проходивших мимо, вверх и вниз, по главной аллее
бульвара.
Почти в середине этого неба над Пречистенским
бульваром, окруженная, обсыпанная со всех
сторон звездами, но отличаясь от всех близостью к земле, белым светом, и длинным, поднятым кверху хвостом, стояла огромная яркая комета 1812-го года, та самая комета, которая предвещала, как говорили, всякие ужасы и конец света.